Топор из «Сияния». А вот и Джонни!
Есть в истории кино вещи, которые со временем становятся больше, чем просто реквизитом. Они превращаются в самостоятельные символы, в визуальные вирусы, которые живут в коллективном сознании десятилетиями. Топор Джека Торранса — как раз из таких.
Ужас в фильме «Сияние» негнетают не призраки в коридорах, и не окровавленные лифты. Ужас там нагнетает этот глухой, методичный стук в дверь. И щепа, летящая от ударов широкого стального лезвия. Почему именно этот, в сущности, бытовой предмет так сильно врезался в память зрителей? Давайте разбираться.
Пожарный топор как символ краха системы
Первое и главное, с чего стоит начать — это пожарный топор. В романе Кинга и в фильме Кубрика фигурирует классический инструмент с противопожарного щита. И в этой детали — вся суть кубриковского переосмысления. Кубрик берёт символ безопасности, порядка, человеческой предусмотрительности (в деревянном отеле такой топор — must have) и передаёт его в руки того, кто призван этот порядок охранять — смотрителя Джека Торранса.
И что же делает Джек? Он использует инструмент спасения для нападения. Он использует его для того, чтобы сокрушить дверь в ванную комнату, последний защитный барьер, за которым прячется вся его семья. В этом действии — окончательный и бесповоротный крах всех систем. Отцовство, долг, безопасность, здравый смысл — всё рушится под ударами того, что было создано для их защиты. Актёр Джек Николсон в этой сцене — не просто свихнувшийся убийца, он — исполнитель чёрной, абсурдной логики, заложенной в самом этом предмете.
Интересный факт про съёмки фильма «Сияние»: для культовой сцены с дверью использовались два одинаковых с виду топора. Один — настоящий, тяжёлый, для общих планов. Другой — лёгкий, бутафорский, из мягкого сплава, специально созданный для ударов по такой же бутафорской двери. Безопасность Шелли Дюваль для Кубрика была приоритетом, даже если методы работы Кубрика с актрисой эту безопасность, мягко говоря, ставили под сомнение. Десятки дублей, полное нервное истощение актрисы — всё это было для того, чтобы мы поверили в тот животный ужас, который читается в её глазах в той самой сцене.
Загадка номера 237 и та самая дверь
Топор без своей цели был бы просто инструментом. А цель — дверь. Та самая, за которой от него прячутся Уэнди и Дэнни. И тут возникает один из самых живучих мифов о фильме. Многие почему-то уверены, что номера 237 в «Сиянии» нет. Что его из фильма вырезали. Но это не так, номер 237 в фильме ЕСТЬ. Он чётко и крупно показан на ключе, который мистер Улман в начале фильма показывает Джеку. Откуда же тогда идёт путаница?
Всё просто. Натурные съёмки внешнего вида отеля «Оверлук» проходили в реальном отеле Timberline Lodge в Орегоне. И в этом отеле, в силу его планировки, не существует номеров 217, 237, 247, и т.д. Более того, администрация, наслышанная о сюжете Кинга (в книге был номер 217), специально попросила Кубрика использовать в фильме несуществующий номер — 237 — чтобы ни один из реальных номеров отеля не ассоциировался у гостей с комнатой ужасов. А все интерьеры, включая тот злополучный номер и коридор с ковром, были построены на студии Elstree Studios в Англии. Так что дверь, которую Джек прорубает топором — целиком и полностью продукт кинопавильона.
А теперь присмотримся к ракурсу в самой сцене. Мы, зрители, находимся внутри ванной комнаты вместе с Уэнди. Каждый удар топора мы видим её глазами: лезвие вонзается в дверь снаружи, щепа отлетает в нашу сторону. Кубрик не даёт нам позицию стороннего наблюдателя из коридора. Он запирает нас в ловушке. И когда в проломе появляется искажённое лицо Джека с его знаменитой фразой «Вот и Джонни!», он смотрит не только на Уэнди. Он смотрит прямо в объектив. Прямо на нас. Этот приём работает настолько сильно, что ощущение вторжения в личное пространство ещё долго не отпускает зрителя.
«Вот и Джонни!»: импровизация, ушедшая в народ
Эту фразу сегодня знает даже тот, кто никогда не смотрел «Сияние». «Heeere’s Johnny!» — визитная карточка сцены. Откуда она? Это отсылка к знаменитому американскому телешоу «The Tonight Show», которое много лет вёл Джонни Карсон. Именно такой задорной репликой он каждый вечер анонсировал своё появление на сцене. Кубрик, мастер чёрного юмора и культурных аллюзий, вставил её в самый напряжённый момент фильма. Получился сюрреалистичный, леденящий диссонанс. То, что ассоциировалось с вечерним уютом и развлечением, становится предвестником абсолютного безумия. По некоторым свидетельствам, эту идею предложили уже на съёмках, и Джек Николсон её гениально обыграл. Это не была спланированная деталь — это была импровизация, которая стала культурным кодом.
Работа Николсона над ролью Джека Торранса вообще полна таких находок. Его безумие — не тихое и задумчивое, а театральное, артистичное. В сцене с топором он не просто пытается выломать дверь. Он ведёт диалог, он аргументирует, он наслаждается моментом. Топор в его руках — это и орудие убийства, и продолжение его внезапно проснувшейся, извращённой творческой натуры. Он не убивает — он реализует свой самый главный проект.
Сравнение с романом Кинга: две истории об одном топоре
Поклонники Стивена Кинга часто справедливо указывают на радикальное отличие фильма от книги. Касается это и топора, и роли Джека в целом. У Кинга отель «Оверлук» — однозначное, почти одушевлённое зло, которое постепенно завладевает Джеком, используя его слабости. И топор там — тоже пожарный, кстати — в финале становится орудием не до конца утраченного выбора. Вспомнив о сыне в последний миг, Джек намеренно отвлекает отель на себя, позволяя Дэнни сбежать, а потом гибнет. Топор здесь — часть истории падения и намёка на искупление.
А в фильме Кубрика всё иначе. Его Джек — человек, в котором безумие было изначально. Отель его не порабощает, а лишь снимает тонкий слой социальных условностей, выпуская наружу то, что дремало внутри. И топор здесь — не инструмент финального выбора, а просто логичное продолжение этого внутреннего распада. В финале Кубрика нет искупления. Есть только замороженная гримаса в снегу. И топор, брошенный где-то в сугробе. Разница — как между готической притчей и клиническим случаем. И именно холодный, неумолимый подход Кубрика сделал сцену с топором такой шокирующе достоверной.
Наследие: от мемов до музейного экспоната
Прошло более сорока лет, а топор из «Сияния» никуда не делся. Он прочно обосновался в поп-культуре. Его пародировали в «Симпсонах», в «Южном парке», в десятках шоу и комиксов. Фраза «А вот и Джонни!» стала универсальным мемом для обозначения неожиданного, часто неуместного появления. Сцены из фильма разбирают на кадры в видеоуроках по режиссуре и операторской работе. А сам оригинальный реквизит, долгие годы считавшийся утерянным, был внезапно обнаружен в 2019 году на лондонском складе, подтвердив свой статус культовой реликвии.
Почему именно этот образ оказался таким живучим? Наверное потому, что он не про сверхъестественное. Он про самое что ни есть человеческое. Про тот момент, когда в знакомых глазах читаешь незнакомый, чужой ужас. Про звук, который означает, что защита больше не работает. Про предмет, который есть в любом отеле, в любом доме — и от которого практически нет спасения. Образ превращает бытовой инструмент в орудие абсолютного, беспримесного страха. И мы до сих пор не можем отвести взгляд от той щели в двери.
Кажется, в этом и есть главная магия «Сияния» — и главная заслуга того самого топора. Он не пугает призраками извне. Он заставляет усомниться в том, что находится внутри. Не в отеле «Оверлук». В нас самих. А точнее, в тех, кого мы считаем близкими. Вы ведь никогда не задумывались, для чего на самом деле нужен тот пожарный щит в вашем подъезде, правда?
Комментарии